Золотокудрую Киприду
За причинённую обиду
К скале цепями приковал
Гефест ревнивый.  Щекотал
Богиню в знойный час прилива
Гигантский краб по пальцам ног,
Зелёный, делалась брыклива
Дочь Зевса.  Вскоре осьминог
Приплыл, она наполовину,
Присев, сокрылась под водой,
Зарывшись в вязкую пучину
По ступни.  Посейдон седой
В своей богатой колеснице
К скале со свитой поспешил,
На солнце засверкали спицы.
А осьминог, под ягодицы
С разгону поднырнув, весь ил
Со дна вздымая, на поверхность
Волны под звон златых цепей
Богиню поднял.  Дерзновенность
Твоя, о северный Борей
Ширококрылый, не имеет
Рамок приличия — а зря!
Подувши в пуп, он груди смеет
Морского на виду царя
Ей ущипнуть.  Грозит трезубец,
Борею целится в крыло.
Напрасно, делает назло,
Щекочет ветер-душегубец
Киприде рёбер два ряда
Десятью пальцами.  Стада
Прозрачных облаков не гонит
По небосводу, занят он.
И мореплаватель не тонет:
Спокойно море.  Посейдон
Тому, кто быстр, ничуть не страшен.
Поднялся хохот до небес,
Достиг заброшенных двух башен,
В тени которых спал Гермес,
На берегу.

Гермес проснулся,
Зевнул, в сандалии обулся
Волшебны, с крылышками, он;
Напялил золотой шелом,
Волшебный, с крылышками тоже,
Жезл на ходу свой подобрал,
Сам на себя вдруг стал похожим,
Вознёсся к небу.  Среди скал
Узрел Киприду и Борея,
Всю свиту грозного царя,
И Посейдона с Гименеем,
Эрота.  И, благодаря
Своей находчивости, скрылся,
Для всех богов весь стал незрим,
В их круг на крылышках спустился,
Влеченьем, страстью ободрим.
И видит: тело мнут нагое;
Скрутил Киприду осьминог;
Лицо Эрота озорное,
Подошвы что щекочет ног;
Трезубец острый Посейдона
На солнце нет-нет, да блеснёт,
Как драгоценная корона,
Уже тебе грозит, Эрот.
Но морщится подошва в пене:
Стрелы Эрота остриё
Пятку царапает — в колене 
Нога сгибается её,
Богини, матери Эрота,
Что посреди водоворота,
Издавши вопль, чудесный льёт
Смех благозвучный с новой силой.
Лишь осьминог ей не даёт
Ударить мальчика.  Нехилый,
Пододвигает мальчуган
К стопе приподнятого краба,
Под пальцы лезет, хулиган.
Согнулись пальчики неслабо,
Нельзя чтоб было разогнуть
Их.

Но проделывает путь
Клешня во впадине подошвы;
Упёршись в пяточный бугор,
Остановилась.  Тяжесть ноши
Эрот не выдержал.  С тех пор
«Щекотка» та скала зовётся,
И часто в полдень там смеётся
В пещере Эхо и орёт.
И говорят: «Это Эрот
Подошву матери-богини
Или огромный краб в пучине
Пальцев подушечки скребёт
В зелёновато-бурой глине.
А это рёбра с двух сторон
С Бореем щиплет Посейдон».
Я сам сидел неподалёку
От знаменитой той скалы
На камне в знойный час прилива,
В пену нахлынувшей волны
Босую окуная ногу.
Подобный греческому богу,
На ступни девушек глядел,
На прелести изящных тел,
На выразительные лица.
И осторожно, как лисица,
Близко подкравшись, как-то раз
Выше изложенный рассказ,
Точнее миф, от них услышал.
И долго, долго тосковал.
На берегу в заросшей нише
Пещеру вскоре отыскал.
И — что за чудо! — вопля звуки
(Загадка до сих пор науки)
И смех весёлый, заводной
Женщины слышу молодой
Под шум прибоя.  Вторит эхо
Покорно голосу её,
И нет заливчатому смеху,
Что просто за душу берёт,
Конца. 

Желаю всем успеха!