Международный терминал

Сквозь высокие витринные стёкла межпланетного терминала «Фаора» на лица ожидающих упали лучи здешней звезды. Ярко-красные струи ослепляли и некоторые одевали очки, а другие поворачивались спиной. Возле шлюза D стоят двое, с виду обыкновенные туристы: в тёмно-синих костюмах с высоким воротом, чёрных ботах и светлых кепках-бескозырках. Один из них, заметив восход, сморщился и отвернулся бурча что-то про жалюзи. Второй же лишь прижмурился и не отвёл взгляда, но вскоре глаза стали слезится и он прикрыл их рукой и повернул голову в другую сторону.
В это время пассажиров в зоне прилёта мало.  Общественные рейсы предпочитают заводить ночью или вечером, когда жар спадает, и только командиры частных кораблей не боятся заходить на посадку в жарящих лучах. На табло загорелась надпись: «Earth-Faora. E-US0008713. D» и спустя несколько минут двери шлюза бесшумно и быстро разошлись в стороны. За ними стояла девушка, в тёмном обтягивающем костюме и мягких невысоких сапожках на плоской подошве, её лицо закрывали огромные прямоугольные очки, а под ними словно горели ярко-красные губы.
– Виктория? – обратился к девушке тот, что бурчал. Она кивнула. Второй мужчина жестом указал ей на выход из терминала, и все трое направились туда. Встречающие чуть отстали от неё и молча обменивались оценивающими взглядами.
– Скажите, а какой у Вас уровень терпеливости? – спросил первый, приблизившись к девушке. Не оборачиваясь она ответила: «Высший. Показать удостоверение?» Он мотнул головой, а затем подмигнул напарнику. Они вышли на улицу. Ещё спящий город был залит красным огнём. Улицы, лужайки, белые стены – всё было словно из рубина.
Вика вопросительно посмотрела на сопровождающих. Второй опять жестом показал ей на автомобиль, припаркованный недалеко от входа. Когда они подошли к нему, этот сразу сел за руль, а первый помог девушке: открыл дверь, и убедившись, что она расположилась удобно, мягко захлопнул её.
– Какой у нас план действий? – спросила Виктория.
– Позвольте представиться: я – Марк, а он – Леон (сидевший за рулём кивнул). Расписание следующее: мы сразу едем в театр, там нас уже ждут и всё готово к началу. После обед, а потом снова сюда.
– Не надо обеда, я могу поесть на своём корабле. Деньги передадите наличными, как договаривались?
– Разумеется, сразу после сеанса.
Она сняла очки, улыбнулась и откинувшись на спинку сиденья махнула рукой – поехали. Леон включил поворотник и выехал на проезжую часть. За окнами понеслись городские пейзажи: невысокие однотипные дома с огромными стеклянными окнами, многие из которых закрыты непрозрачными жалюзями. Вика смотрела на улицу как на одну точку, и лишь в редкие моменты, когда появлялся где-нибудь пешеход, её взгляд быстро провожал его. Они свернули с трассы и стали плутать по небольшим улочкам, пока не остановились возле одноэтажного здания с вывеской «Яркий взрыв».
Все трое вышли из машины и подошли к двери. Марк просунул карточку в тонкую щель, загорелась зелёная лампочка, щёлкнул замок и дверь подалась назад. Они вошли внутрь. Небольшая полутёмная прихожая, освещаемая лишь тремя тусклыми лампами, была пуста. В её конце виднелись тёмные тяжёлые шторы, из-за которых доносился гул зрительного зала. Леон пошёл к ним, а Вика и Марк свернули направо, за дверь. Почти касаясь головами потолка они стали спускаться по крутой лестнице вниз, затем прошли по узкому коридору, в котором кажется и двое с трудом разойдутся, и наконец вышли в просторный ярко освещённый зал. Это сцена.
Прямо перед собой Виктория увидела трёх девушек в белых прозрачных туниках, в мягких тапочках и с заплетёнными в тугие конские хвосты светлыми волосами. Они сидели на скамейке и что-то обсуждали. Тут крайняя заметила вошедшего Марка. Они тут же вскочили, стали улыбаться и щебетать приветствия. Марк коснулся губами щеки каждой девушки, а затем показал им на Викторию: «Вот ваше удостоверение, красавицы». Она же изучающее смотрела на них, чуть склонив голову на бок. Затем, будто убедившись, что продавец показал ей подходящий товар, вынула из нагрудного кармана пластиковую карточку и протянула её Марку. Он бережно, двумя пальцами подхватил её и скрылся за спиной, в коридоре.
Девушки проводили его взглядами, а затем перевели их на Викторию. Они всё ещё улыбаются, их лица светятся.
– Зря вы, девочки. Не тот это путь.
Улыбки растворились. Виктория обошла их и пробежалась обеими руками по рёбрам каждой. Девушки, одна за другой, взвизгнули. Раздался громкий звонок. За кулисами, в зале, зашевелились люди, гул усилился, послышался грохот от рассаживающихся по местам зрителей. На сцену, с другой стороны, вышли пятеро мужчин в масках, и остановились смотря на Викторию. Она услышала, что девушки стали перешёптываться и хихикать. Тогда она опустила глаза и тихо произнесла: «Удачи вам». Девушки замолчали и почти одновременно повернулись к ней, а затем увидели вошедших. Никто не двигался, все смотрели на Викторию. Раздались два громких звонка. Виктория жестом показала мужчинам на девушек, а сама пошла в сторону коридора, не посмотрев на актрис. Там её ждал Марк. Они вместе поднялись по лестнице, а затем, через шёлковые занавесы, прошли в зал. Никто не обратил на них внимания, и они поднялись на самый верхний ряд к специально зарезервированным местам.
Сев, Виктория огляделась. Мужчины и женщины, семейные пары, одинокие женщины, кого только не было среди зрителей. Некоторые общались, другие разглядывали программку представления, где с лицевой стороны им улыбались уже знакомые ей три актрисы. Заметила она и название представления, набранное красными буквами: «Пьеса о щекотке» Раздался третий звонок, погас свет и занавес пополз вверх, обнажая тёмную сцену. Все затихли. Кто-то кашлянул.
В левом углу под фонарем стоит два столба, к которым привязаны две девушки. Чуть правее от центра сцены стоит стол, освещаемый настольной лампой, по обеим сторонам два стула. На столе лежат наручники, стоит графин, накрытый сверху стаканом. Связанные тревожно смотрят по сторонам.
– Марк, неужели не нашлось чего-нибудь оригинального? – шёпотом спросила Виктория.
– Виктория, Вы же знаете как сложно с этим жанром. Только услышав слово «щекотка» авторы бросают трубки, а голодные дебютанты пишут такую ересь, что и представить себе не можете.
На сцене уже началась беседа следователя с обвиняемой. Актёр-следователь прекрасен, но девушка явно не тянет своей роли. Связанные, в другом конце сцены, смотрят в пол.
– Виктория, Вы в этой роли, конечно, непревзойдённы… – словно для себя сказал Марк.
В зале послышался шёпот: «Да хватит болтать! Щекочи уже их!»
Но следователь не слышит реплик и продолжает допрос. Низкое «Уууу» пробегает по залу, когда на сцену выходит Берюлько и три помощника. Они подходят к связанным девушкам, и встают по бокам. «Давай!» – снова шипит кто-то. Берюлько хрустнув пальцами, протягивает руки к девушке и начинает щекотать. Помощники подхватывают и четыре руки терзают тела каждой. Сначала подмышками, затем по рёбрам. Пока один отдыхает, второй не прерывается. Потом меняются, а затем действуют вместе. Вот дотянулись и до пяточек. Девушки истерично дёргаются, но не понятно: то ли пытаются освободиться, то ли слишком вжились в свои роли.
Актриса-обвиняемая пытается сыграть тревожность, удивление от происходящего, и если бы зрители смотрели на неё, то увидели бы фальшь, но они поглощены другим зрелищем. Тем, ради которого пришли, за которое заплатили: пыткой щекотанием.
На фоне смеха следователь и обвиняемая продолжают что-то говорить, но видно, что никто не слушает их диалога. Обвиняемую замечают лишь в тот момент, когда следователь и Берюлько выходят из кабинета, и она подходит к одной из связанных. Люди молча следят за каждым действием актрисы. Вот она рукой коснулась плеча истязаемой, и слышится разочарованный выдох (не щекочет!) Она подносит ей стакан. Потом о чём-то говорят и вдруг по залу словно разряд тока: «Это очень щекотно?» «Ты дура, что ли?!» - отвечает связанная. В ответ актриса-обвиняемая начинает её щекотать, словно играя, пытаясь проверить то, что ничего кроме щекотки в этом месте не чувствуется. Осуждённая начинает истерично хохотать. Вторая зажмуривается и дёргает головой из стороны в сторону, словно пытаясь не видеть и не слышать всего, что происходит.
– Я смотрю, вы развили сюжет… – произносит Виктория.
– Сами понимаете, они сюда приходят за этим.
Входит следователь и обвиняемая резко обрывает щекотку. Девушка на столбе тяжело дышит. Вторая открывает глаза. Следователь даёт кому-то знак за сценой, и столбы отрываются от пола и повисают горизонтально в воздухе, девушки висят лицом вниз. К ним подбегают люди и руководимые Берюлькой начинают яростно щекотать. Уже по трое на каждую. Обвиняемая падает на колени и закрывает лицо руками, прожектор соскальзывает на её босые подошвы, выдёргивая их из темноты. Громыхает смех и хохот, из зала летят подбадривающие крики: «Щекочи! Щекочи! Щекочи!», затем кто-то из первых рядов: «Пятки! Пятки покажи!» Тут же одну из девушек разворачивают и теперь залу хорошо видны её ступни, чуть испачканные сценической пылью, освещённые лучом прожектора. «Помой их!»
Один из помощников снимает с пояса щётку и начинает резко, словно чистя сапоги, водить ими по ступням. Девушка прижимает пальчики, но он тут же оттягивает их свободной рукой. Вот уже ногами к залу разворачивают и вторую, которая кричит: «Только не там!», а в ответ из зала доносится радостный гул. Кто-то выносит на сцену пенную воду, мылят ступни девушкам, вода стекает струями и слетает каплями на пол. Четыре помощника, по одному на каждую подошву, мылят и щекочут их щётками, пальцами, кусают. И всё это под звуки смеха, хохота, хрипа связанных актрис и гигиканье толпы.
Виктория закрывает глаза руками.
– Марк, но ведь это уже не щекотка…
– Да, это пытка и причём настоящая… Может быть Вы хотите выйти?
– Нет… Я хочу досмотреть.
Марк пряча за ладонью улыбку внимательно смотрит на Викторию, а потом переводит взгляд на сцену. Там уже следователь присел на корточки возле не связанной обвиняемой и нежно водит по её стопам пальцами. Она вскакивает и отбегает от него. Он с улыбкой поднимается и идёт к ней, она отступает и упирается в стол. Следователь подскакивает к ней и тут же заваливает её, к нему подбегают люди… Мгновение и девушка уже привязана к ножкам, её одежда мигом слетает с неё и руки следователя перебирают её рёбра. Зрители не ожидали этого, кто-то вскакивает с мест и показывает туда рукой. Тело обнажённой актрисы корчится от разрядов щекотки, её груди вздрагивают. Следователь же, не останавливается, перебегая с подмышек на живот, затем теребит рёбра, а вот его руки уже на её ногах, бёдрах.
Резко начинает играть громкая музыка, она почти перекрывает смех и крики жертв, от которых ни на секунду не отступают мучители. И чем ярче, возвышенней звуки, тем яростнее они щекочут. Вдруг следователь резко поворачивает стол с обвиняемой, головой к зрителям, теперь видны лишь её привязанные конечности и холмики грудей. Из-за кулис выходит актёр в костюме демона, подходит к девушке и под удивлённое «Оооо!» зрителей начинает её насиловать, рыча и запрокидывая голову назад. Следователь же продолжает щекотать обвиняемую.
– Это… гадко… – как-то очень тихо говорит Виктория.
– Им нравится.
Музыка становится громче, она звучит на высоких тонах, смеха уже не слышно. И вдруг обрывается. Связанных перестают щекотать, вода капает с их тел, ступней и только смех обвиняемой и рычание демона заполняют зал, но вот следователь убрал руки и девушка уже только постанывает, а затем изгибается насколько позволяют верёвки… раз… два… И её крик заглушает рычание. Она дрожит, тяжело дышит, а демон нежно проводит рукой по её животу и скрывается за кулисами.
Свет на сцене гаснет. Все актёры пропадают в темноте. Зрители начинают перешёптываться, обсуждая понравившиеся моменты. Виктория слышит их сопение, их восторженные голоса. «Как он её, а!» «Пятки-то пятки у первой какие! Сладенькие!» «Будет второй акт?» «Конечно, для красных билетов».
Снова включаются прожекторы и первое, что видят зрители – босые ноги девушек в колодках, затем взгляды толпы скользят по телам и добегают до узла, связывающего кисти над их головами, верёвки от которых взмывают куда-то вверх. Глаза актрис скрыты под белыми повязками.
– Это ещё что?!
– Виктория, а это второй акт для наших особых гостей.
На сцену выходит мужчина во фраке и высокой шляпе-котелке. На его груди поблёскивает в свете прожекторов медальон в форме стопы. Зал встречает его аплодисментами. Он улыбается и поднося указательный палец ко рту просит тишины. Все затихают.
– Друзья! Надеюсь наше представление превзошло ваши ожидания и наши скромные попытки переписать классику удались.
Зал отвечает аплодисментами и смехом.
– Прежде чем мы перейдём к финальной части, я хотел бы сообщить, что с нами в зале присутствует настоящая звезда жанра… (Виктория поворачивает голову к Марку) Великая и прекрасная… Виктория Хайлайген!..
Викторию ослепляет яркая вспышка света, несколько прожекторов выхватывают её из темноты зала, от неожиданности она зажмуривается и закрывает лицо руками, но уши улавливают шум вскакивающих с мест людей, она чувствует, что на неё смотрят десятки пар глаз, ей аплодируют. Она отнимает руки от лица и хотя глаза ещё не привыкли к свету, поднимается со своего места и улыбаясь кивает головой залу.
– Виктория, от имени всей труппы обращаюсь к Вам с вопросом: не потерял ли жанр сок?
В зале смеются, а она из-за стены света не может различить ни конферансье, ни зрителей. «Это очень мило, правда и были в этой постановке моменты, которые меня удивили новизной. Но видимо время требует своих корректив, и классика не будет оставаться ею, если не сможет меняться. Актрисы прекрасны».
Снова аплодисменты.
– Виктория, а не хотите ли лично убедиться в подготовленности наших актрис? Вот они, перед вами, невинные и беззащитные.
– О! Это прекрасное предложение, но позвольте сославшись на усталость после длительного перелёта, с тоской, отказаться. Я не хочу отнимать удовольствие от звучания первой ноты у наших зрителей.
«Просим!» «Просим!» звучит из зала. Виктория уже начинает различать лица, обращённые к ней, но улыбаясь им на встречу она вновь садится.
– Что же, господа, простим нашу почётную гостью. Она действительно только сошла с корабля и вскоре ей снова предстоит долгий путь. Пусть же она будет музой нашего сегодняшнего праздника!
Аплодисменты, и наконец гаснут прожектора, слепившие до слёз Викторию. Все вновь поворачиваются к сцене и лишь некоторые продолжают всматриваться в темноте в лицо «звезды», и что-то шептать своим соседям.
– Итак, прошу взойти на сцену господ из первого ряда…
Глаза Виктории ещё не привыкли к образовавшемуся вновь полумраку, но её слух ловит звуки шагов на сцене. Она закрыла глаза и шёпотом обращается к Марку: «Я хотела бы уйти». «Прошу Вас, Виктория, сейчас это заметят многие, на Вас ещё смотрят некоторые».
– Встаньте сюда, а Вы здесь… Не закрывайте эти прелестные ножки… О! Да вы вооружены не хуже наших ассистентов… – в зале смешки. – Что же ваша цель, уважаемый?
– Я хочу, чтобы стены дрожали от трели этих девочек, – отвечает ему кто-то низким голосом. Виктория не открывает глаза.
– Отличный ответ! Трель, господа! Трель…
И снова раздаётся смех актрис и подбадривающие голоса из зала. Девушки визжат и хохочут. Виктория сильнее зажмурила глаза. И тут она слышит голос Марка: «Виктория, Вы слишком серьёзно относитесь к этому, кажется. Поверьте, что здесь все получают удовольствие от этого процесса. И девочки те… Вы даже не представляете с каким рвением они проходили кастинг, и как мы терзали их тела на репетициях, а они просили повторения мизансцен… Виктория?» Она уже открыла глаза и её взгляд направлен на него.
– Друг мой, Ваша версия пьесы не совпадает с тем идеалом, который живёт в моей голове.
Она перевела взгляд на сцену, где в истерическом смехе корчились три девушки, а их тел касались разбившиеся на пары мужчины в дорогих костюмах. Та, что играла обвиняемую сидит в центре и ей щекочут ступни какими-то электрическими приборами. Девушке слева от неё терзают бока и подмышки, с двух сторон, а третьей один щекочет бока, другой ноги от колен до подошв. Мужчины меняются местами, чтобы не пропустить ни одного сантиметра каждой из актрис, и сложно поверить, что все их движения вызывают лишь смех, кажется, что какие-то рождают боль, но девушки прячут за смехом стоны. На сцену из зала летят купюры, и звучат заказы: «Пятки!» или «Не упускай бока!»
Вот уже конферансье под аплодисменты отпустил этих шестерых, им на смену вышли другие. И всё повторяется. Потом третья группа, в которой четыре молодых женщины, одна пожилая и молодой человек. Вот уже немолодые пальцы под улюлюканье терзают молодую плоть, и эта власть доставляет наслаждение их владелице. Тела связанных девушек покрылись царапинами и синяками, но никто не обращает на это внимания. Конферансье продолжает подбадривать истязателей и толпу, а те и без него, кажется, готовы наслаждаться происходящим бесконечно. Бабушка почти не касается ступней, она предпочитает подмышки и бока. Девушкам же понравилось ноготками скрести по незащищённым пяточкам. Лишь молодой человек вдруг остановился, и спустился со сцены, хотя время ещё не вышло. Оставшиеся же, как коршуны, которые увидели отсутствие конкурента, яростнее стали щекотать, как грызть, актрис. Одна из девушек не выдержала и стала умолять: «Стоп!» Сначала тихо, потом громче, но это лишь забавляет публику. «Давай поднажми, бабуля!» «Стоп-оп! Дави на газ!» «Терпи, уже тормозим!» Пятеро накинулись на несчастную разом, и она взвыла. Уже не смеётся, а дрожащим голосом кричит, а её продолжают щекотать: и ступни, и бока, и подмышками, и ноги. Вот чей-то ноготок забегал под коленками, а другой стал писать вензеля на животе. Исполосованные красными штрихами подошвы уже не сжимаются от прикосновений, и никому уже не надо придерживать пальчики, и ступни лишь вздрагивают от касаний.
Раздался звонок. Конферансье поблагодарил публику, с трудом оторвал девушек и женщину от замученного тела и проводил их к лестнице со сцены. Упал занавес, но зрители не расходятся. Они не верят, что зрелище прекратилось. Им хочется ещё, они хотят видеть своих жертв в исступлении, в агонии.
Занавес поднимается, и на сцене стоит вся труппа, а посредине, держась за руки, девушки. Они уже в тех же лёгких одеждах и в мягких тапочках. Раздаются аплодисменты, актёры кланяются, но голоса из зала начинают скандировать: «Ню! Ню! Ню!» Актрисы послушно скидывают халатики и сбрасывают с ног обувь, и вот они нагишом, босые, кланяются толпе. И первый, и второй, и третий разы. «Бис!» кричит кто-то и его подхватывают другие. Девушки улыбаются. Занавес падает второй раз. Аплодисменты продолжают громыхать, в зале загораются несколько ламп. Их света недостаточно, чтобы легко видеть лица, но хватает для поиска выхода. Первые начинают выходить, и постепенно за ними уходят остальные.

Автомобиль скользит по улице. Викторию везут к терминалу, она сидит откинувшись на сиденье, её глаза закрыты. На коленях лежит тёмный кейс с гонораром. Какое-то время едут молча. Потом Марк негромко зовёт бывшую актрису.
– Я не сплю, Марк.
– Виктория, я понимаю, что мы несколько изменили сценарий, но ведь Вы понимаете как никто, что публика изголодалась из-за запрета. И нам приходится в отведённое время выдавать им максимум желаемого. Хорошо, что сюда не перенесли ещё все законы земли, но вот этот почему-то приняли одним из первых. Если бы не ваша виза…
– Марк, я понимаю всё.
– Ваша карточка… Вы ещё не планируете отменить визу на этот жанр?
– Нет. Она приносит мне хороший доход… Марк, вы ведь хотите спросить: приеду ли я ещё? Говорите уж прямо.
– Да. Меня очень волнует этот вопрос.
– Не беспокойтесь. Я посещу все ваши концерты, но только присмотрите для меня отдельные апартаменты где я могла бы пережидать концерт. Не хочу смотреть его снова.
– Сделаем.
Машина остановилась у входа в терминал.
– Провожать меня не надо… Вот ещё: перекиньте мне координаты ваших самых щедрых клиентов. Если мы договоримся, вы не будете в накладе. И маленькая просьба: в следующий раз познакомьте меня с той, что играла обвиняемую поближе. Где-нибудь за часик до концерта, чтобы нам хватило на всё время.
– Виктория, я Вас понял.
– До встречи.
Марк приветливо поднял руку выходящей из машины Виктории. Мужчины проводили её взглядом до дверей терминала. «Леон, погнали. Надо поддержать девочек после премьеры. И подсчитать прибыль».