-- А  дьявола тоже  нет? -- вдруг  весело осведомился  больной  у Ивана Николаевича.
-- И дьявола...
--  Не  противоречь! --  одними  губами шепнул Берлиоз, обрушиваясь  за спину профессора и гримасничая.
-- Нету  никакого дьявола! --  растерявшись от всей этой муры, вскричал Иван  Николаевич  не  то,  что  нужно,  --  вот  наказание! Перестаньте  вы психовать.
Тут  безумный  расхохотался  так,  что  из  липы  над  головами сидящих выпорхнул воробей.
© известно кто

Вообще дьявол это ангел Десница (его так звали) он был самым лучшим пимерным и послушным ангелом и начал выпендрываться и захотел стать богом вот его и прогнали

Отредактировано Arirari (2010-10-20 16:22:48)

я не забиваю))
Я прост сказал в тему))
а вот ты уже на флудил(

предвещаю религиозный срач.

- Эй, вы, херувимы и серафимы, - сказал Остап, вызывая врагов на диспут, - бога нет!
- Нет, есть, - возразил ксендз Алоизий Морошек, заслоняя своим телом Козлевича.
- Это просто хулиганство, - забормотал ксендз Кушаков­ский.
- Нету, нету, - продолжал великий комбинатор, - и никогда не было. Это медицинский факт.
- Я считаю этот разговор неуместным, - сердито заявил Кушаковский.
- А машину забирать - это уместно? - закричал нетактичный Балаганов. - Адам! Они просто хотят забрать Антилопу.
Услышав это, шофер поднял голову и вопросительно посмотрел на ксендзов. Ксендзы заметались и, свистя шелковыми сутанами, попробовали увести Козлевича назад. Но он уперся.
- Как же все-таки будет с богом? - настаивал великий комбинатор.
Ксендзам пришлось начать дискуссию. Дети перестали прыгать на одной ножке и подошли поближе.
- Как же вы утверждаете, что бога нет, - начал Алоизий Морошек задушевным голосом, - когда все живое создано им...
- Знаю, знаю, - сказал Остап, - я сам старый католик и латинист. Пуэр, соцер, веспер, генер, либер, мизер, аспер, тенер!
Эти латинские исключения, зазубренные Остапом в третьем классе частной гимназии Канделаки и до сих пор бессмысленно сидевшие в его голове, произвели на Козлевича магнетическое действие. Душа его присоединилась к телу, и в результате этого объединения шофер робко двинулся вперед.
- Сын мой, - сказал Кушаковский, с ненавистью глядя на Остапа, - вы заблуждаетесь, сын мой. Чудеса господни свидетельствуют...
- Ксендз! Перестаньте трепаться! - строго сказал великий комбинатор. - Я сам творил чудеса. Не далее, как четыре года назад мне пришлось в одном городишке несколько дней пробыть Иисусом Христом. И все было в порядке. Я даже накормил пятью хлебами несколько тысяч верующих. Накормить-то я их накормил, но какая была очередь!..
(с) ясен хрен кто

хе-хе мы тож могём...

В этой комнате разговаривали. Двое.
     Один стоял у окна и смотрел вниз, на грязевые пространства под  серым
моросящим небом. Он был огромного роста, и была  на  нем  черная  хламида,
совершенно  скрывавшая  его  телосложение.   Нижний   край   ее   свободно
располагался на полу, а в плечах она круто задиралась вверх  и  в  стороны
наподобие кавказской бурке, но так энергично и круто,  с  таким  сумрачным
вызовом, что уже не о бурке думалось, - не бывает на свете таких бурок!  -
а о мощных крыльях, скрытых под черной материей. Впрочем, никаких крыльев,
конечно, там у него не могло быть, да, наверное, и не было,  просто  такая
одежда необычайного и непривычного фасона. И  не  была  эта  одежда  более
странна и непривычна, чем сам ее материал с чудящимися  на  нем  муаровыми
тенями: ни единой складки не  угадывалось  на  поразительной  хламиде,  ни
единой морщины, так что казалось временами, будто и не одежда это никакая,
а мрачное место в пространстве, где ничего нет, даже света.
     А на голове стоящего у окна  был,  несомненно,  парик,  белый,  может
быть, даже пудреный, с короткой, едва до плеч  косицей,  туго  заплетенной
черным шнурком.
     - Какая тоска! - произнес он  словно  бы  сквозь  стиснутые  зубы.  -
Смотришь - и кажется, что все здесь переменилось, а ведь на самом  деле  -
все осталось, как и прежде...
     Его  собеседник  отозвался  не  сразу.  Видимо,   совсем   не   боясь
испачкаться, он сидел на топчане, скрестив короткие, не достающие до  пола
ножки, и  быстро  проглядывал  пухлый  растрепанный  блокнот,  то  и  дело
подхватывая  и  водворяя  на  место   выпадающие   странички.   Маленький,
толстенький грязноватый человечек неопределенного  возраста,  в  сереньком
обтерханном костюмчике: брюки дудочками, спустившиеся носки, тоже серые, и
серые же от долгого употребления штиблеты, никогда не знавшие ни щетки, ни
гуталина, ни суконки. И серенький скрученный галстук с узлом, как  говорят
англичане, под правым ухом.
     Человечку этому было, наверное, жарко, пухлое лицо его было красно  и
покрыто мелкими бисеринками пота, влажные  белесые  волосенки  прилипли  к
черепу, сквозь них просвечивало розовое. Шляпу свою и пальтишко  человечек
снял, и они неопрятной, насквозь мокрой кучей валялись в уголке  вместе  с
разбухшим  обшарпанным   портфелем   времен   первого   нэпа.   Совершенно
обыкновенный человечек, не чета тому, что черной глыбой  возвышался  перед
окном.
     - Зато как ВЫ  изменились,  Гончар!  -  откликнулся  он,  наконец.  -
Положительно, вас невозможно узнать! Да вас и не узнает никто...
     Тот, что стоял у окна, хмыкнул. Дрогнула косичка. Колыхнулись  крылья
черной хламиды.
     - Я говорю не об этом, - сказал он. - Вы не понимаете.
     Серый  человечек  словно  бы  не  слышал  его.  Он  все   листал   да
перелистывал свой блокнот. Необыкновенный был этот его блокнот:  то  один,
то другой листочек вдруг озарялся изнутри ясным красным светом,  а  иногда
даже схватывался по краям явственным огненным бордюрчиком,  и  даже  дымок
как  будто  взвивался,  а  потом  фокусы  эти  мгновенно  прекращались,  и
наступало облегчение, что и на этот раз толстые грязноватые пальцы  серого
человека остались целы.
     - Вы и не можете понять, - продолжал тот, что стоял у окна. - Все это
время вы торчали здесь, и вам  здесь  все  примелькалось...  Я  же  смотрю
свежим глазом.  И  я  вижу:  какие-то  фундаментальные  сущности  остались
неколебимы. Например, им по-прежнему неизвестно, для чего  они  существуют
на свете. Как будто это тайна какая-то за семнадцатью замками!..
     - За семью печатями, - поправил серый человечек рассеянно.
     -  Да.  Конечно.  За  семью  печатями...  Вот,  полюбуйтесь  на  них:
прямиком, через грязь, цепляясь друг за друга, как больные...  Да  они  же
пьяны!
     - О, да, здесь это бывает, - произнес серый человечек, отвлекшись  от
своего занятия. Он  заложил  блокнот  пальцем  и  стал  смотреть  в  спину
стоявшего у окна, в гладкое черное пространство под косицей.  -  Последнее
время меньше, но все-таки бывает. Вы привыкнете, Гефест,  обещаю  вам.  Не
капризничайте. Раньше вы не капризничали!
     Тот,  что  стоял  у  окна,  медленно  повернул  голову  и  глянул  на
серенького  собеседника,  и  собеседник,  как  всегда,  мгновенно  вильнул
глазами  и,  подавшись  назад,  набычился,  словно  в  лицо  ему   пахнуло
раскаленным жаром.
     Ибо лик стоявшего у окна был таков, что привыкнуть к нему ни  у  кого
не получалось. Он был аскетически худ, прорезан  вдоль  щек  вертикальными
морщинами, словно шрамами по сторонам узкого,  как  шрам,  безгубого  рта,
искривленного то ли застарелым порезом, то ли жестоким страданием, а может
быть, просто глубоким недовольством по поводу общего  состояния  дел.  Еще
хуже был цвет этого изможденного лика - зеленоватый,  неживой,  наводящий,
впрочем, на мысль не о  тлении,  а  скорее  о  яри-медянке,  о  неопрятных
окислах на старой, давно не чищенной  бронзе.  И  нос  его,  изуродованный
какой-то  кожной  болезнью  наподобие  волчанки,  походил  на  бракованную
бронзовую отливку, кое-как приваренную к лику статуи.
     Но всего страшнее были эти глаза под высоким безбровым лбом, огромные
и выпуклые, как яблоки, блестящие, черные, испещренные по белкам кровавыми
прожилками. Всегда, при всех обстоятельствах горели они  одним  и  тем  же
выражением - яростного бешеного напора пополам с отвращением. Взгляд  этих
глаз  действовал  как  жестокий  удар,  от  которого  наступает   звенящая
полуобморочная тишина.
     - Это не каприз, - произнес тот, что стоял  у  окна.  -  Я  и  раньше
ненавидел пьяных - всех этих пожирателей мухоморов, мака, конопли... Может
быть, мне с этого и надо было все тогда начинать, но ведь  не  хватило  бы
никакого времени!.. А теперь, я вижу, уже поздно... Вы заметили: вчерашний
клиент явился навеселе! КО МНЕ! СЮДА!
     - Да им же  страшно!  -  сказал  серенький  человек  с  укоризной.  -
Попытайтесь же понять их, Ткач, они боятся  вас!..  Даже  я  иногда  боюсь
вас...

Как взаимосвязаны религия и Сталин?

Расскажи, друг.

[смотрит в перевернутый бинокль]

Ну а Сталин то тут причем?! Фраза про опиум -- она не им сказана. И даже не Марксом и не Лениным, как принято ошибочно считать, а немецким писателем Новалисом.

А насчет Сталина и религии я вот тебе выдержку из документалистики приведу.

"...Эти, и подобные им многочисленные примеры с достаточной ясностью свидетельствуют о том, как неосторожно, несерьезно, легкомысленно относятся некоторые местные организации Партии и местные органы власти к такому важному вопросу, как вопрос о свободе религиозных убеждений. Эти организации и органы власти, видимо, не понимают, что своими грубыми, бестактными действиями против верующих, представляющих громадное большинство населения, они наносят неисчислимый вред советской власти...<...> 

Исходя из сказанного, ЦК постановляет: 
1) воспретить закрытие церквей, молитвенных помещений... по мотивам неисполнения административных распоряжений о регистрации, а где таковое закрытие имело место – отменить немедля; 

2) воспретить ликвидацию молитвенных помещений, зданий и проч. путем голосования на собраниях с участием неверующих или посторонних той группе верующих, которая заключила договор на помещение или здание; 

3) воспретить ликвидацию молитвенных помещений, зданий и проч. за невзнос налогов, поскольку такая ликвидация допущена не в строгом соответствии с инструкцией НКЮ 1918 г. П. II; 

4) воспретить аресты "религиозного характера", поскольку они не связаны с ярко контрреволюционными деяниями "служителей церкви" и верующих; 

5) при сдаче помещений религиозным обществам и определении ставок строжайше соблюдать постановление ВЦИКа от 29/III-23 г.; <...> 

7) ответственность за приведение в жизнь данной директивы возложить на секретарей губкомов, обкомов, облбюро, национальных ЦК и крайкомов лично.

Секретарь ЦК И. Сталин. "

Отредактировано tickler (2010-10-20 18:07:36)

Неудобно, камрад, на льду волкам ебаться.

Я тебе выше привел цитату.

Да нормально рассуждали. И в церкви ходили.

А насчет комсомольцев... ты много щаз верующей (пл-настоящему) молодежи знаешь? Хуета-хует, my ass. Религия стала модной в свое время, да. Но только не сейчас, бга

Деда ругали, когда он ходил колядовать. Мама тоже всегда стеснялась.

У нас, во Львове верующих очень много. И среди молодёжи. Наверное у вас, в России всё по другому.

Короче говоря, Mello, так почему ты так религии боишся?

Отредактировано Teen (2010-10-20 18:27:23)

Так "только не бейте " богу адресовано?

Что поделаешь. Хохлосрач - святое дело.

Во Львове появились ситилайты с приветствием в адрес ветеранов дивизии СС Галичина, которая была укомплектована из числа жителей Западной Украины и воевала на стороне гитлеровской Германии.  На щитах размещена надпись Украинская дивизия Галичина. Они защищали Украину, при этом не указан заказчик.  Начальник управления внутренней политики Львовской облгосадминистрации Игорь Ожиевский заявил в интервью газете Украина молодая, что его администрация не имеет никакого отношения к появлению ситилайтов.

Охуенная администрация у города Львов.

Во Львове вчера состоялась акция, посвященная 66-летию со дня создания дивизии СС "Галичина". Ее инициатором выступила львовская городская организация Украинской партии (УП).  На Лычаковском кладбище более пятидесяти участников мероприятия, в основном молодежь, почтили память погибших воинов минутой молчания и возложили цветы к памятнику первой дивизии Украинской национальной армии. Затем, скандируя "Слава Украине! Героям Слава!", они колонной двинулись к памятнику Тарасу Шевченко, расположенному на проспекте Свободы в центре города. В руках участников шествия были партийные флаги УП и знамена с символикой СС "Галичина": золотой лев, на голове у которого три короны. Возле памятника Шевченко манифестанты провели вече, на котором присутствовали несколько ветеранов, одетых в форму дивизии. Один из них, 82-летний Леонид Муха, рассказал, что ему было 17 лет, когда в 1943 году он пошел воевать добровольцем, за что был осужден и провел 25 лет в лагерях на Колыме.

Почему 82-летнего Леонида не отпидорасили штандартом СС прямо посреди улицы понять отказываюсь.

Надеюсь, что никакого.