Подруга как-то рассказала: ее тетка пошла ко врачу с жалобой на здоровье (впоследствии ей делали операцию на надпочечнике). Картина в кабинете была такая: сидит их участковая (женщине уже лет 70), выслушала жалобы пациентки, а потом, сложив руки перед собой, жалостливым голосом произнесла: "Детка, мне тебя так жалко!" После чего сочувственно посмотрела на больную. ))))

Или из другой оперы (это уже рассказ давнего приятеля). Он, работая в советские времена в типографии, проходил ежегодную диспансеризацию. Дошел до кабинета невропатолога. Дальше цитирую его: "Вхожу - в кабинете красный полумрак. На окнах тяжелые красные плюшевые шторы. За столом сидит сухонькая седая бабушка, которая поигрывает специальным молоточком - с резиновой рабочей частью. Ее вопрос:
- Жалобы есть?
Мой ответ: - На что?
Ее фраза: - Молодой человек, вы тут бобика-то из себя не стройте! - и многозначительно поиграла молоточком.
Я с перепугу сказал, что здоров, она хмыкнула, что-то написала в карте, и я ушел, аккуратно закрыв дверь". ))))

Случай из моего детства, когда мне было лет 6. Совершал великий врачебный обход с целью собрать все необходимые справки для поступления в школу. Особенно мне понравилось у невропатолога. Отрывок из разговора:
- Мальчик, как тебя зовут? Понятно. Хорошо. Так, видишь молоточек?
- Вижу.
- Сейчас я буду водить им у тебя перед глазами, а ты голову не поворачивай, следи только глазами, ладно?
- Хорошо.
- Тааак, ну вот сейчас сколько молоточков видишь?
- Один.
- А так?
Молоток на расстоянии сантиметра перед глазами, двоится.
- А так?
- Один.
- Что, один, ни два, ни три? Один молоточек видишь?
- Да, один.
- А так? (уже просто ко лбу прислонила)
- Да один молоточек я вижу, тетя, как их может быть два, если вы всего один держите передо мной?!
Добрая невропатологша вынесла суровый вердикт после этой моей фразы: мальчик психически нездоров, его надо подробно обследовать.
Может, вы все сейчас с психом общаетесь?

Не могу удержаться.
Ричард Фейнман, знаменитый физик-ядерщик, Нобелевский лаурят и все такое, а еще жуткий приколист, рассказывает как проходил медкомисию (книга "Вы конечно шутите, мистер Фейнман" - там сотни подобных историй)
Извините за длинную цитату, но она того стоит.

Я прихожу на призывной  пункт, мне дают множество  форм  и бланков  для
заполнения,  и  я  вливаюсь  в круговорот  хождения по  кабинетам.  В  одном
проверяют зрение, в другом - слух, затем в третьем берут анализы крови и  т.
д.
     В конце концов вы попадаете в кабинет номер тринадцать-к психиатру, где
вам  приходится ждать, сидя на одной из скамеек. Пока я ждал, я  мог видеть,
что   происходит.  Там  было  три  стола,  за  каждым  из  них  психиатр,  а
"обвиняемый"  располагался напротив в одних трусах  и  отвечал  на различные
вопросы.
     В то время  существовало множество фильмов о  психиатрах. Например, был
фильм  под  названием  "Зачарованная",  в  котором у  женщины, ранее  бывшей
великой пианисткой, пальцы  застывают в неудобном положении, и  она не может
даже  пошевелить  ими. Семья  несчастной женщины  вызывает психиатра,  чтобы
попытаться помочь  ей,  и  вы  видите, как за  нею и психиатром  закрывается
дверь. Внизу вся  семья в нетерпении, обсуждают, что должно произойти; и вот
женщина  выходит из комнаты, руки все еще застыли в  ужасном  положении, она
драматически спускается по  лестнице, подходит к пианино и  садится за него,
поднимает руки над клавиатурой, и внезапно - трам-тара-рам-там-там-там - она
снова  играет. Я совершенно не переношу подобной чепухи,  и поэтому я решил,
что все психиатры  жулики и с ними не следует иметь никаких дел. Вот в таком
настроении  я  и   пребывал,  когда  подошла  моя   очередь  побеседовать  с
психиатром.
     Я сел у стола, психиатр начал просматривать мои бумаги.
     - Привет, Дик - сказал психиатр бодреньким голосом, - Где ты работаешь?
     А  я  думаю: "Кого он там из себя воображает,  если может обращаться ко
мне подобным образом?" - и холодно отвечаю:
     "В Шенектади".  "А у кого ты  там работаешь, Дик?"-спрашивает психиатр,
снова улыбаясь.
     - В "Дженерал электрик".
     - Тебе  нравится работа, Дик? -  говорит он с той же самой  улыбкой  до
ушей на лице.
     - Так себе. - Я вовсе не собирался вступать с ним в какие бы то ни было
отношения.
     Три милых вопроса, а затем четвертый, совершенно другой.
     - Как ты думаешь, о тебе  говорят?  -  спрашивает  он низким  серьезным
тоном.
     Я оживляюсь и отвечаю:
     - Конечно! Когда я езжу домой, моя мать часто говорит, что рассказывает
обо мне своим подругам. - Но он не  слушает пояснений, а вместо этого что-то
записывает на моей карточке.
     Затем опять низким серьезным тоном:
     - А не бывает ли так, что  тебе кажется,  что на тебя  смотрят?  -Я уже
почти сказал "нет", когда он добавил:
     - Например,  не думаешь ли ты, что сейчас другие  парни,  ожидающие  на
скамейках, сердито уставились на тебя?
     Когда  я  был  в очереди  у  этого кабинета, я заметил, что там было на
скамейках  человек  двенадцать,  ожидавших приема  у  трех психиатров, и  им
больше  абсолютно не на что смотреть. Я разделил 12 на 3 -  получается 4  на
каждого, но я несколько консервативен и поэтому говорю:
     - Да, может быть, двое из них сейчас смотрят на нас.
     Он приказывает:
     - Ну, повернись и  посмотри,  - и даже не  беспокоит  себя  тем,  чтобы
посмотреть самому!
     Я поворачиваюсь и - конечно же! - два парня смотрят. Я показываю на них
и говорю:
     - Ага, вон тот парень и еще тот смотрят на нас.  - Разумеется, когда  я
повернулся и стал  показывать туда-сюда, другие  парни  тоже  начали на  нас
глазеть,  ну, я и говорю: - Вот теперь еще и этот,  и  двое вон оттуда, ага,
теперь  вся скамья.  - Он  да  же  не  взглянет,  чтобы  проверить,  - занят
заполнением моей карточки.
     Потом говорит:
     - Ты когда-нибудь слышишь голоса в голове?
     - Очень редко. - И я уже почти начал  описывать два случая, когда такое
действительно случалось, но он тут же добавляет:
     - Разговариваешь сам с собой?
     - Да, иногда, когда бреюсь или думаю, бывает время от времени!
     Он вписывает еще несколько строчек.
     - Я вижу, у тебя умерла жена, а с ней ты разговариваешь?
     Этот вопрос меня "допек", но я сдержался и сказал:
     - Иногда, когда я забираюсь на гору, я думаю о ней.
     Новая запись. Затем он спрашивает:
     - Кто-нибудь из твоей семьи находился в психиатрической больнице?
     - Да, моя тетя в приюте для сумасшедших.
     - Почему ты  называешь  это  приютом  для  сумасшедших?  -  говорит  он
обиженно. - Почему бы не назвать это психиатрической клиникой?
     - Я думал, это одно и то же.
     - Что такое, по-твоему, сумасшествие? - спрашивает он сердито.
     - Это странная  и  весьма своеобразная болезнь  человеческих существ, -
отвечаю я честно.
     -  Не более  странная  и  необычная,  чем аппендицит!  - резко парирует
собеседник.
     - Я так не думаю. При аппендиците мы лучше понимаем причины, а иногда и
механизм, в  то  время  как безумие  - гораздо более  сложное  и  загадочное
явление. - Я не буду  дальше описывать весь наш спор; дело в том, что я имел
в виду своеобразие этого заболевания с физиологической точки зрения, а  он -
с социальной.
     До сих пор, хотя я и держался недружелюбно по отношению к психиатру, но
по крайней мере был честным во всем,  что сказал. Однако, когда  он попросил
меня вытянуть  руки,  я не мог удержаться от фокуса, о котором мне рассказал
парень в  очереди  на "высасывание" крови. Я  подумал, вряд ли у кого-нибудь
будет шанс сделать этот трюк, а поскольку я  все равно наполовину утоплен, я
и  попробую.  Я  вытянул руки, одну из них ладонью вверх,  другую  - ладонью
вниз.
     Психиатр этого не замечает. Он говорит:
     - Переверни.
     Я переворачиваю.  Та,  что была ладонью вверх, становится ладонью вниз,
та, что была  ладонью вниз,  становится ладонью вверх,  а  он все  равно  не
замечает, потому  что все время смотрит очень пристально  лишь на одну руку,
чтобы убедиться, не  дрожит  ли  она. В итоге мой фокус не произвел никакого
эффекта.
     В конце этого допроса  психиатр  опять  становится  очень  дружелюбным,
оживляется и говорит:
     - Я вижу, ты кандидат наук, Дик. Где ты учился?
     - В Массачусетском технологическом и Принстоне. А вот где вы учились?
     - В Йеле и Лондоне. А что ты изучал, Дик?
     - Физику. А вы что?
     - Медицину.
     - И это называется медициной?
     - Ну да. А  что это, по-твоему, такое? Все, можешь идти, посиди вон там
и подожди несколько минут!
     И вот я снова  сижу на скамье, а один из ожидающих парней пододвигается
ко мне бочком и говорит:
     -  Ха! Ты пробыл там двадцать пять минут. Другие проскакивают  за  пять
минут!
     - Угу.
     - Слушай, - говорит  он, - хочешь узнать,  как обдурить психиатра? Все,
что надо делать, это грызть ногти, вот так.
     - Тогда почему же ты не грызешь свои ногти вот так?
     - О, - говорит он, - я хочу попасть в армию!
     - Если хочешь обдурить психиатра, просто скажи ему об этом, - говорю я.
     Спустя некоторое  время меня вызвали к  другому столу, за которым сидел
другой психиатр. Если первый  был  довольно молодой и выглядел простодушным,
то  этот  был  седоволосый,  с  импозантной  внешностью -  очевидно, главный
психиатр. Я догадываюсь,  что все дело сейчас будет  исправлено, однако, что
бы ни случилось, я не собираюсь становиться дружелюбным.
     Новый психиатр  просматривает  мои  бумаги,  натягивает на лицо большую
улыбку и говорит:
     - Привет, Дик. Я вижу, вы работали в Лос-Аламосе во время войны.
     - Ага.
     - Там ведь раньше была школа для мальчиков, не так ли?
     - Правильно.
     - Школа занимает много зданий?
     - Нет. Только несколько.
     Три вопроса - та же техника, а следующий вопрос совершенно иной:
     - Вы сказали, что слышите голоса в голове. Опишите это, пожалуйста.
     -  Это  бывает  очень  редко,  после  того  как  обратишь  внимание  на
какого-нибудь человека с иностранным акцентом. Когда я засыпаю, я могу очень
четко услышать его голос. Первый раз  это произошло, когда я был студентом в
Массачусетском технологическом.  Я  услышал,  как  старый профессор Валларта
сказал: "Электрический полье".  А в другой  раз  это было в  Чикаго во время
войны,  когда профессор Теллер объяснял мне,  как  работает бомба. Поскольку
мне интересны  всякие явления, я еще изумился, как это можно услышать голоса
с акцентами настолько точно, хотя мне даже не удается их имитировать...  А с
другими разве время от времени не случается чего-нибудь в этом же роде?
     Психиатр  поднес руку к лицу, и через пальцы я сумел разглядеть  улыбку
(на вопрос он не ответил).
     Затем психиатр перешел к другим проверкам.
     - Вы сказали, что разговариваете с умершей женой. Что вы ей говорите?
     Тут я разозлился. Решаю, что это на его чертово дело, и выдаю:
     - Я говорю ей, что люблю ее, если уж вам так интересно!
     После обмена другими резкими замечаниями он говорит:
     - Вы верите в сверхнормальное? Я отвечаю:
     - Не знаю, что такое "сверхнормальное".
     -   Что?   Вы,  кандидат   физических  наук,   не   знаете,  что  такое
сверхнормальное?
     - Точно.
     - Это то, во что верят сэр Оливер Лодж и его школа.
     Не очень-то информативно, но я знал, что это такое.
     - Вы имеете в виду сверхъестественное?
     - Можете называть это так, если хотите.
     - Хорошо, буду называть так.
     - Вы верите в мысленную телепатию?
     - Нет, а вы?
     - Ну, я стараюсь держать свой ум открытым.
     - Что? Вы, психиатр, держите ум открытым? Ха!
     Вот так оно и шло в течение заметного времени.
     Потом в какой-то момент, уже ближе к концу, он говорит:
     - Насколько вы цените жизнь?
     - Шестьдесят четыре.
     - Почему вы сказали шестьдесят четыре?
     - А как, вы полагаете, можно измерить ценность жизни?
     -  Нет! Я имею в  виду,  почему вы  сказали  "шестьдесят четыре", а  не
"семьдесят три", например?
     - Если бы я сказал "семьдесят три", вы задали бы мне тот же вопрос!
     Психиатр закончил  разговор тремя  дружескими вопросами, точно так  же,
как это сделал и предыдущий, протянул  мне  мои бумаги, и я  пошел  в другой
кабинет.
     Ожидая  своей очереди,  бросаю взгляд на бумажку, содержащую  итог всех
проверок,  которые  прошел до  сих пор.  И,  черт  возьми, не  знаю,  зачем,
показываю  ее парню,  стоящему  рядом,  и  спрашиваю его  идиотски  звучащим
голосом;
     - Эй, что у тебя в графе "психиатр"? Ага, у тебя Н. У меня тоже во всех
других графах Н, а у психиатра  Д. Что  же это значит? - Я уже знал, что это
значит:
     "Н" - нормален, "Д" - дефективен.
     Парень похлопывает меня по плечу и говорит:
     -  Крошка,  все в совершенном  порядке.  Это  ничего  не  означает.  Не
беспокойся! - затем он, напуганный, отходит в другой угол комнаты: псих!
     Я начал просматривать карточку, заполненную психиатром, и это выглядело
вполне серьезно! Первый тип записал:
     Думает, что люди о нем говорят.
     Думает, что на него смотрят.
     Слуховые гипногогические галлюцинации.
     Разговаривает сам с собой.
     Говорит с умершей женой.
     Тетка по материнской линии находится в заведении для душевнобольных.
     Дикий  взгляд (я знал, что имелось в  виду - то,  как я  сказал: "И это
называется медициной?")
     Второй  психиатр  был,  очевидно,  более  образованным,  поскольку  его
каракули  оказалось  прочесть  труднее.  Его  записи  были  примерно таковы:
"Слуховые гипногогические галлюцинации  подтверждаются".  ("Гипногогические"
означает, что они происходят при засыпании.)
     Он сделал массу других заметок, звучащих очень научно, я просмотрел их,
и  все  в  целом  выглядело ужасно плохо. Я  понял, что  это  дело  с армией
необходимо как-то исправить.
     Конечной  инстанцией  всего медосмотра  был  армейский офицер,  который
решал, годны вы или нет. Например, если что-то не так с вашим слухом, именно
он должен  решить,  достаточно  ли это серьезно,  чтобы дать освобождение от
службы. А поскольку армия отчаянно нуждалась в  новобранцах  и подбирала все
остатки, офицер вовсе  не собирался никого освобождать ни по каким причинам.
Это был  крепкий орешек. Например, у парня  передо мной на задней  части шеи
торчало  две косточки -  смещение позвонков или что-то в этом роде,  и  этот
офицер  привстал  из-за   стола  и   пощупал  их:  ему   нужно  было  самому
удостовериться, действительно ли они торчат!
     Я полагал, что  именно здесь все  недоразумение,  случившееся со  мной,
будет исправлено. Когда подходит моя очередь,  я протягиваю бумаги офицеру и
уже приготовился все ему объяснить, но офицер даже  не  поднимает  глаз.  Он
видит  "Д"  в  графе "психиатр",  немедленно  хватает  штемпель  с  надписью
"отклонен", не задает никаких вопросов, ничего не говорит, бац - шлепает  на
моих бумагах "отклонен" и  протягивает мне мою  форму No 4, упорно продолжая
глядеть на стол.
     Я  вышел,  сел в автобус, отправляющийся в  Шенектади,  и, пока  ехал в
автобусе, думал об этой  безумной  истории,  которая со мной  произошла. И я
начал смеяться - прямо вслух -  и сказал себе: "О  боже! Если бы они увидели
меня сейчас, они бы окончательно убедились в диагнозе".

Ну отрывок выше - это святая правда, Фейнман ничего не сочинил.

А вот у Гашека есть другой отрывок, хоть и не про психиатров, а диалог в военнной больнице, где симулянты косят от армии, изображая разные болезни:

-- Дольше всех держался тут  искусанный  бешеной  собакой.
Кусался,  выл,  действительно  все  замечательно проделывал. Но
никак он не мог добиться пены у рта. Помогали мы ему как могли,
сколько, бывало, щекотали его перед обходом, иногда  по  целому
часу,  доводили  его до судорог, до синевы -- и все-таки пена у
рта не выступала: нет да и только. Это было ужасно! И когда  он
во  время  утреннего  обхода сдался, уж как нам его было жалко!
Стал возле койки во фронт, как свечка, отдал честь  и  говорит:
"Осмелюсь  доложить,  господин  старший врач, пес, который меня
укусил, оказался не бешеным".